Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это тот, который ты во всероссийском конкурсе репортажей выиграла?
– Он самый. Я шла с ним по коридору и споткнулась, он упал и вдребезги. И ладно бы экран полетел – лопнул жёсткий диск, а на нём вся моя жизнь! Фотки, видео, база контактов, документы, письма читателей, контент для публикации на ближайшую неделю – всё! Главред ещё не в курсе, и я пока не знаю, что ему сказать.
Официант принёс виски с колой, и Макс с наслаждением глотнул ледяного напитка, почувствовав во рту освежающую горечь. Кубики льда мелодично звенели в бокале.
– Меня вообще всё здесь бесит! Бесит моя личная жизнь и то, что мы с тобой творим! Это как у Евтушенко: «ходят в праздной суете разнообразные не те». Я чувствую, что меня окружают одни не те, что делаю я совсем не то! Меня бесят эти увешанные георгиевскими ленточками хоругвеносцы и попы-блогеры, коммунисты с айпадами и «вежливые люди»! Эти марши с флагами и транспарантами «Крым наш!», этот блатняк из всех щелей и вата вместо мозгов. Бесит Лена Андреева на Первом и Киселин на Втором. Макс, ну хоть Киселин-то, хоть его-то ты ненавидишь всем сердцем, я надеюсь? Пожалуйста, скажи мне!
Макс медленно сделал глоток и представил себе гладко выбритое и сверкающее залысинами в свете софитов лицо Киселина, гения прокремлёвской пропаганды, недавно ставшего генеральным директором Агентства. Когда-то он действительно ненавидел его всем сердцем, но это осталось в прошлом.
– Я отношусь к этому человеку с большим уважением, – отчётливо проговаривая каждое слово, сказал Макс. На секунду взгляд Поли сделался совершенно пустым. – Ты знаешь, у меня нет поводов ненавидеть его. В прошлом году, когда я учился на последнем курсе, он приходил к нам читать лекцию, и сам ректор сидел от него по правую руку. Как сейчас помню, он рассказывал бесхитростную историю. В середине девяностых, когда он работал на телевидении, ему доводилось снимать документальные передачи, одна из которых была посвящена водке и алкоголизму в России. Киселин основательно подошёл к делу и осветил тему от и до, рассказав и о появлении водки на Руси, и о русских питейных традициях, ну и так далее. Возвращаясь с Останкина, по дороге домой он встретил своего соседа-слесаря, и тот похвалил его, мол, классную программу сделал, только одно забыл сказать. «Что?» – удивился Киселин. Ему казалось, что он довёл свой выпуск до идеала. – «Какую брать», – ответил слесарь. И вот, по его мнению, эти два слова – «какую брать» – окончательно определили для него задачу современных СМИ в России. Российское общество пребывает в состоянии ценностного вакуума, который нужно заполнить. Время «дистиллированной» журналистики кончилось, а точнее, никогда и не наступало. Не надо заниматься морализаторством, что водка – зло, мы всё равно не бросим бухать. Ты лучше скажи, какую брать, чтоб не палёная была, а мы из двух зол выберем меньшее. И так во всём. После той лекции я перестал ненавидеть Киселина, мне показалось, что я его понял.
Поля сидела с холодными глазами и смотрела на опустевший бокал мартини.
– Поль, я отлично тебя понимаю. Я помню это состояние Карениной перед броском на рельсы, – сказал Макс, допивая виски. – Меня тоже трясло от всей этой жести вокруг. Помню, когда я только поступил на журфак, мы сидели с одним поэтом-анархистом на кухне и пили водку, и он мне сказал, что после института я стану продажным журналистом. Я тогда страшно обиделся, и мы едва не подрались. Как, чтобы я и продажным журналистом?! – Макс задумчиво повёл бокалом с тающим льдом перед глазами. – А потом как-то, знаешь, перегорело, переболело. Какие есть альтернативы? Уехать в поисках лучшей жизни или остаться и любить своё болото таким, каким его Бог создал. Что-либо менять здесь бессмысленно, это ты прекрасно знаешь. Предположим, уехать. Куда? В Европу? В Штаты? В Китай? Я знаю с десяток таких лягушек-путешественниц, сменивших болото на трясину. Думаешь, им там сладко живётся? Они еле сводят концы с концами. Открой их фейсбук – это же сплошная довлатовщина. Одна тоска по родине вперемешку с комплексом неполноценности, ненавистью к своей национальной природе и невозможностью от неё избавиться. Бедность, подработки официантом и вечный языковой и культурный барьер. Ни один из них никогда не выбьется в люди, а под старость приползёт в родные пенаты и попросит уложить его в русской рубашке под берёзами умирать. Ты, конечно, можешь попытать счастья, но я себе такой судьбы не хочу. Увы, за бугром ничего нет, пора снять розовые очки и посмотреть правде в глаза. Настоящий день у нас с тобой может наступить только по эту сторону занавеса.
Наступила долгая пауза. Очень долгая.
– Думаю, нам с тобой лучше пока не общаться. Заплати за меня, – наконец сказала Поля, встала и вышла. В глазах её Макс успел заметить слёзы, но бежать за ней вслед не было ни малейшего желания.
То, что происходило между ними последний год, можно было назвать «дружбой с преимуществами», хотя Макс и морщился от этой грубой кальки с английского. Он никогда не любил Полю, хотя и спал с ней иногда, никогда не дарил ей подарков, хотя мог себе это позволить. Их «дружба», полная сарказма и взаимных издёвок, забавляла его и вносила в пресную жизнь некую перчинку. Несгибаемая уверенность Поли, её самостоятельность и непримиримость в главных вопросах восхищали его. Возможно, ему всегда недоставало того, что было присуще ей с рождения. Поля выросла без отца, очень быстро разъехалась с матерью и уже к середине института стала абсолютно независимой в финансовом плане, тогда как Макс даже после того, как начал зарабатывать сам, всё равно периодически брал у родителей деньги. Каждый раз, когда он обладал ею, Макс испытывал смешанное чувство гордости и стыда. Он гордился тем, что в эту минуту девушка находится рядом именно с ним, и при этом осознавал, что недостоин и локона её волос. Поля, видимо, думала о том же. И Макс лишь оттого не бросился её догонять, что ничего не терял – за всё время их общения ему так и не удалось даже на миг сделать ее по-настоящему своей…
На следующее утро, когда он уже был в Агентстве, пришла страшная весть – в московском метро произошла авария, пострадало несколько сотен человек, десятки погибли. И хотя крушение поезда произошло совсем не на его ветке, волосы на голове у Макса зашевелились – на месте погибших мог оказаться кто угодно, в том числе и он.
После вести о катастрофе в метро все в ньюсруме заметно приуныли, и только на светлом лице Морган Макс заметил улыбку.
– Чему ты улыбаешься?
– Ты разве не заметил, мы дали новость об аварии на тридцать секунд быстрее конкурентов, и на нас сослались Рейтер и Франс Пресс. Такое нечасто бывает. Теперь у нас подрастёт индекс цитируемости…
Каждый раз, приходя на работу, Макс заранее знал, что будет описывать чью-нибудь смерть. В мире постоянно что-то взрывалось, ломалось, падало, тонуло, подвергалось атакам стихии, и в ходе этого гибла уйма народу. Больше всего жертв за один день Макс насчитал, когда в Кашмире где-то на границе Индии и Пакистана начались аномальные ливни, что привело к невиданному наводнению, утопившему около пятисот местных жителей. Макс изо всех сил пытался представить себе пятьсот трупов, но даже его воображения не хватало, а ведь бывали в мире события, приводившие к смерти миллионов… Новость Макса о пяти сотнях утонувших индийцев прочитали приблизительно сто тысяч человек, что было в двести раз больше числа жертв, и представить их себе было совсем уж нереально. Макса иногда очень забавляло, что каждый день он рассказывает одним людям, живущим чёрт те где, о других, которые живут ещё дальше. И если он ещё мог вообразить, что когда-нибудь побывает в Сибири или на российском Дальнем Востоке, где народ по вечерам читал его статейки, то в том, что когда-либо поедет в Кашмир или куда-нибудь в Сирию, где людям отрезают головы, Макс сильно сомневался. Иногда он сомневался и в том, а существуют ли все эти люди вообще? Эмпирическим путём он не смог бы доказать их существование никогда – для этого пришлось бы объехать полмира и увидеть их своими глазами. Единственное, что ему оставалось – просто верить: они действительно гибнут и действительно читают его новости. Ирония была ещё и в том, что число погибших Макс мог бы подправить (снизить или увеличить), а число читателей – нет.
После работы за ним на такси заехал Прок, они поужинали в «Пирогах» на Китайке и поехали к нему. Серёга жил со своим отцом в шикарной квартире на Шуваловском. Сам Прокопьев-старший регулярно ездил в заграничные командировки, практически не видел сына, что позволяло тому относительно свободно водить домой друзей и девушек. Комната Прока была обставлена со вкусом: на видном месте стоял старенький виниловый проигрыватель с коллекцией пластинок великих джаз-музыкантов, на стене висели портреты Хью Лори, Ланы Дель Рей и Тома Йорка, рядом с кроватью уместился маленький столик, где были россыпью разбросаны открытки, которые Прок покупал, путешествуя по миру. Прок взял со столика бокал и бутылку «Бэллентайнз» – он называл этот виски не иначе как «чай для юристов» – и протянул Максу.
- Противоречие по сути - Мария Голованивская - Современные любовные романы
- Топор любви, или блондинка на велике (СИ) - А Ярослава - Современные любовные романы
- Жизнь после нее - Diurdana - Современные любовные романы
- Согласие на брак - Джули Гаррат - Современные любовные романы
- Мама, это не та больница! - Юлия Нифонтова - Современные любовные романы
- В дебрях Магриба. Из романа «Франсуа и Мальвази» - Анри Коломон - Современные любовные романы
- Больше собственной жизни - Натали Патрик - Современные любовные романы
- Мариадон и Македа. Исторический роман - Герцель Давыдов - Современные любовные романы
- Снег в трауре - Анри Труаия - Современные любовные романы
- Главное – не влюбляться (СИ) - Наталия Веленская - Современные любовные романы